С февраля 2018 года в рамках проекта «Семейный причал» Благотворительный фонд «Дети России — Будущее Мира» ведёт последовательную работу по мобилизации кровно-родственного окружения детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Это в том числе работа с замещающими семьями, а также сопровождение случаев с детьми, пребывающими в центрах помощи детям-сиротам. У многих детей из учреждений есть хотя бы один родитель (обычно, мама), которая лишена или ограничена в родительских правах.
На данный момент служба «Семейный причал» сопровождает 11 ребят из учреждений. У 9-ти детей есть кровные мамы, из них 5 мам пытаются восстановиться в родительских правах. На данный момент в родную семью вернулась только одна девочка. В остальных четырёх случаях по оценке ресурсности три мамы имеют возможность восстановится в родительских правах и вернуть детей.
Сотрудничество — вместо инспекции
В экспертизу ресурности кровной матери входит не только экспериментальное психологическое исследование, но и выезд специалистов на дом с наблюдением, проведение бесед с кровным окружением матери (старшие дети, сестры и братья и др.), оценка состояния здоровья матери и её способности обеспечивать детей, оценка её ближайшего окружения и круга общения. Разумеется, мы анализируем соответствующие документы, предъявленные матерью, в том числе судебные решения, данные наркологических, медицинских экспертиз а также различные характеристики.
Особое внимание мы уделяем тому, чтобы восстановить доверие матери к специалистам сферы защиты детства, поскольку после отобрания ребёнка мать обычно воспринимает любого специалиста как обидчика и врага.
Разумеется, во время работы с кровной матерью мы устанавливаем с нею доверительные отношения, повышаем ее правовую и родительскую компетентность, приветствуем готовность матери обратиться за помощью к специалистам. В нашем фонде мама получает консультации юриста и специалиста по социальному праву, и всегда находится на связи со своим куратором. Коротко говоря — мы создаём ситуацию сотрудничества с матерью в интересах её ребёнка. Замечу, что только в такой ситуации сотрудничества мать может искренне признать свои ошибки в воспитании детей, выйти из позиции «жертвы несправедливости и произвола» и подвигнуть себя к качественным изменениям образа жизни.
С точки зрения психолога, в самой ситуации отобрания ребёнка имеется скрытое противоречие. С одной стороны, эта мера — вынужденная и необходимая для ребёнка, которого надо оградить от опасной ситуации. С другой стороны, после отобрания от матери ожидают изменений в сторону ответственного материнства. Однако такие волевые изменения в образе жизни матери — несовместимы с радикальным падением самооценки, с унижением материнского достоинства, что и происходит в момент отобрания детей. Все мы слабы, и матери — не исключение, после отобрания многие из них не меняются, а как раз «ломаются» и ставят крест на себе и на своём материнстве.
Это противоречие как раз и помогают снять специалисты некоммерческих организаций. Мы избегаем риска для самооценки матери, поскольку мы — не представители органов и ведомств, участвующих в отобрании ребёнка. Вместе с тем, мы всегда на стороне ребёнка и не стремимся обелить мать во всех её поступках, зачастую — ошибочных и безответственных.
Отобрание — это не приговор
Все специалисты говорят о приоритете семейных форм воспитания детей. Мы идём дальше и говорим о ценности кровной семьи для ребёнка. С этой точки зрения отобрание детей из проблемной семьи — не должно восприниматься специалистами как окончательный поворот в судьбе ребёнка. Именно после отобрания ребёнка стоит продолжить регулярное наблюдение за родителями, их образом жизни, потому что обычно в течение первого полугода или года после отобрания детей у родителей (обычно у матери) происходит отрезвление, возникает огромное желание вернуть детей, и это сильное желание вполне может перейти в конкретные действия по изменению своей жизни.
В период после отобрания ребёнка стоит предлагать родителям всестороннюю помощь, в том числе психолога, специалистов по социальной работе, консультантов по социальному и семейному праву. Это — тот период в жизни матери, когда она может сделать шаг к личностной зрелости, к преодолению своего инфантилизма или зависимости. Если на этом пути ей не помогут специалисты, мать — отступится, а ребёнок — останется сиротой.
К сожалению, в настоящее время действующее законодательство и регламент устроены так, что с момента отобрания ребёнка запускается механизм, который в итоге делает ребёнка сиротой. Так, опека обязана в течение 10 дней с момента отобрания подать иск о лишении родительских прав. Далее, если суд лишает мать родительских прав, то по закону ей запрещено общение с детьми.
Когда время — не лечит
Хотелось бы также обратить внимание на важность сроков восстановления кровной семьи и на критический возраст детей в момент отобрания. Судебные процессы и апелляции могут длиться месяцами, а для ребёнка важен каждый день пребывания в учреждении.
Если ребёнка спустя полгода или год возвращают в изменившуюся семью, психологические последствия для ребёнка не станут необратимыми и, спустя несколько, лет трагический эпизод распада семьи будет восприниматься матерью и детьми как успешно пройденное испытание, как тяжёлая, но уже перевёрнутая страница семейной истории.
Однако, чем дольше ребёнок остаётся в учреждении, тем более глубокие, а порой необратимые изменения с ним происходят. И дело тут не в качестве работы учреждений. У нас в Новосибирске — прекрасные и профессиональные сотрудники детских центров, но у них всё равно нет возможности заменить для ребёнка семью.
Самые неблагоприятные ситуации — когда отобрание детей осуществляется в возрасте 8-9 лет, после чего ребёнок по 5 лет проводит в учреждении, пока его мать год за годом подаёт исковые заявления и проигрывает в суде. Мы знаем такие случаи и наблюдали последствия: ребёнок получает травму отобрания в предподростковом возрасте, при этом замещающие семьи неохотно принимают таких подросших деток. В результате ребёнок проводит подростковый период в учреждении, где его мировоззрение необратимо меняется. Через 4-5 лет мать, наконец, доказывает суду, что способна воспитывать ребёнка, но после возвращения в семью в нём уже укоренено недоверие к родным и негативизм по отношению к обществу. В этом случае даже кровная мать с трудом справляется с реакциями асоциальной направленности в поведении юноши или девушки.
Если дошло до суда
Даже если мамочка не «сломалась», не махнула на себя рукой, а борется за семью, подаёт в суд на восстановление в родительских правах и получает поддержку специалистов, — даже в этом случае воссоединение семьи происходит далеко не с первого раза, и весь процесс занимает 3-4 года (огромный для ребёнка срок).
Судебная практика такова, что восстановить родительские права — гораздо сложнее, чем лишиться их. Это объяснимо, поскольку ответственность за жизнь и здоровье ребёнка — огромна, и каждая инстанция, от которой фактически зависит ход судебного процесса, стремится, что называется, «перестраховаться». Что это за инстанции? Обычно это органы опеки и попечительства и служба наркологической помощи.
Былая склонность матери к выпивке — обойдётся ей очень дорого на суде. Дело не том, что наркологические экспертизы стоят 12-18 тысяч рублей. Дело в другом. Например, диагноз «алкоголизм II степени» — практически не снимается, и максимум, на что может надеяться мать — на формулировку о «стойкой ремиссии» в том случае, если она годами ежемесячно посещала нарколога. А ведь алкоголизм — это существенное препятствие воспитанию детей, что прямо указано в нашем законодательстве.
Другая проблема — родительские алименты. В случае, если мать не работает официально, то алименты рассчитывают, исходя из средней заработной платы по России, то есть из дохода в 40 тысяч рублей. На самом деле реальный доход матери существенно ниже, и у неё закономерно возникают проблемы с выплатой алиментов, а это — одно из оснований к тому, чтобы отказать в восстановлении родительских прав. Конечно, эти меры необходимы, чтобы стимулировать официальное трудоустройство, но в итоге страдают интересы ребёнка: непьющая, работающая мать фактически может содержать и воспитывать ребёнка, но задолженность по алиментам (каких-нибудь 40-50 тысяч руб) препятствует возвращению ребёнка в семью.
Нам кажется, что здесь стоит разделить два вопроса: вопрос о способности матери содержать ребёнка в настоящее время, и вопрос о задолженности по алиментам за весь период после отобрания ребёнка. Уверены, что при принятии решений суд должен руководствоваться правом ребенка жить и воспитываться в кровной семье, не делая ребенка заложником неисполнения алиментных обязательств, которые судебные исполнители не смогли взыскать.
Вывод
Большинством признается важность кровно-родственных связей для детей-сирот, для их идентификации, обретения «корней». На деле работа по реабилитации кровной семьи натыкается на разнообразные препятствия, многие из которых даже не психологического и не социального характера. Многие трудности связаны со сложившейся традицией в судебной практике, с нормами законодательства и с особенностями работы тех или иных ведомств.
Специалисты фонда со своей стороны сделают всё возможное, чтобы сопровождаемые нами социальные сироты в учреждениях получили от своих мам тепло родной души, даже если суд откажет в восстановлении родительских прав их родителям. Но разумнее и человечнее было бы кровной семье просто воссоединиться. Да и государству в этом случае стало бы легче, не правда ли?